ОДА МЕДИЦИНЕ

 

Все, больше не могу! Мне кто-то сказал, что браться за книгу стоит не тогда, когда хочешь ее написать, а тогда, когда уже не можешь ее не писать. Я дозрел. Дальше начну просто гнить. Мне больше невыносимо наблюдать вза­имоотношения общества и медицины. На мой взгляд, медицина перестала быть наукой и стала разновидностью религии, несмотря на весь свой материализм.

В медицину почему-то необходимо слепо верить, принимать все, что го­ворит и выписывает доктор и тогда случится чудо! Оно и понятно, медицина постепенно провожает человека от пеленок к смертному одру. Близость рож­дения и смерти требует религиозности. В медицине есть свои ритуалы, свои каноны и заповеди.

И я не против всего этого. Мне чужд фанатизм медицины. Фанатизм зак­лючается в том, что медицинские модели перестали быть моделями, а стали без­надежными догмами. Медицина, как и всякая древняя иерархия, не приемлет инакомыслия, поскольку инакомыслие угрожает основам иерархии. И, как и во всех древних иерархических структурах, самый непреклонный фанатизм — не вверху, вверху как раз много инакомыслия. Чтобы пирамида стояла прочно, не должно шататься основание. Что происходит с вершиной — не очень важно.

Конечно, медицина ежедневно спасает миллионы людей. Врачи не спят ночами, жертвуют силы и здоровье на благо человечества, это правда. Врачи всего мира ежедневно совершают подвиги. Но на подвиг стоит идти в ясном и трезвом уме, а не с завязанными глазами.

Я знаю медицину изнутри и могу судить о ней авторитетно. Я сам был и практическим врачом, и ученым медиком. И я сбежал из того, что называется традиционной медициной.

Я сбежал не от людей — многие медики имеют живые сердца. Я сбежал от безнадежных моделей и беспомощных средств. Мне очень быстро удалось обнаружить нечто, оставшееся для меня незамеченным за годы учебы в инсти­туте. Медицина никого не вылечивает! Ее модели в большинстве случаев не предусматривают выздоровления от множества хронических заболеваний. Медицина пугается такого выздоровления.

Она готова согласиться с ошибочным диагнозом, чем с фактом исцеле­ния. И причины понятны. Исцеление в чужой, немедицинской конфессии ру­шит устои медицины. Если так пойдет дальше, то паства начнет разбегаться. Догматы и каноны станут пылиться на полках. А огромные ряды медиков при­дут в состояние душевного кризиса.

Я против катастроф. Я не хочу рушить иерархии. Мне хочется в этой книге лишь расширить существующие модели и поставить под сомнение уста­ревшие каноны. Медицина— моя крестная мать. Она меня вырастила, позна­комила с человеком. Много прекрасных учителей-медиков научили меня люб­ви, мудрому и бережному отношению к людям. Я не хочу зла своей крестной матери. Может быть, эта книга вернет силы тем, чьим делом является здоро­вье человека.

Мне остается непонятным и отношение общества к медицине и ее доче­ри — фармакологии. Обычно все, что для общества нездорово, вызывает на­растающую волну негодования. С медициной и фармакологией не так. Я почти с ужасом наблюдаю растущую сеть аптек и увеличение объемов потребляе­мых лекарств. Как бы общество отнеслось к таким же объемам употребления алкоголя? Вряд ли спокойно. Лишь потому, что выпившие люди ведут себя асоциально, и от них плохо пахнет? Может быть, и поэтому.

Может быть, и потому, что фармакология со всеми своими средствами также поддерживает стабильность общества. Взять, например, курение — ни­котин действует успокаивающе. Человечество принимает тонны этого успоко­ительного. Было бы лучше для общества, если бы все это количество неосоз­нанного возбуждения было выплеснуто людьми в отношения между собой? Было бы в этом случае больше насилия, войн, преступлений? Ведь периоди­чески проскакивают публикации в защиту наркотиков. Обществу выгодно быть нетрезвым? Оно так сохраняет себя, свои устои и догмы? Я пишу здесь об этом, потому что, если вы присмотритесь внимательнее, то заметите, что боль­шинство лекарственных средств выполняют функцию наркотиков. Они позво­ляют получать желаемый результат с черного хода, без усилий и осознания.

Когда я работал доктором в больнице, я быстро заразился легкостью та­кого способа. У меня к тому времени уже повышалось кровяное давление и болел желудок. И я носил в одном кармане халата «таблетки от давления», а в другом «таблетки от желудка». И принимал их в случае необходимости. Чем не способ жизни? Дальше бы я обследовался, поставил себе диагнозы и под­сел бы на лекарства до конца своих дней. Дальше бы я, как и всякий зависи­мый, искал бы наименее токсичные, наиболее эффективные и дешевые препараты. И, как всякий зависимый, утверждал бы, что я не являюсь зависимым, что я просто лечусь. Знакомая сцена?

«А какой есть выбор? — спросят меня некоторые читатели. — Разве есть альтернатива?» Выборов и альтернатив много, но их почему-то не принято замечать. Я, для того чтобы выздороветь и не таскать таблетки в кармане, про­сто сбежал в свое время из практической медицины в науку. Я более не мог терпеть безысходность и бесполезность своей профессии. В то время моего осознания хватило только на это. Конечно, это было не выздоровление, я не осознал, как я болею. Я хотя бы нашел способ лечения лучший, чем таблетки. Но, что будет с устоями и системами общества, если все начнут бежать оттуда, где им не нравится? Пусть лучше общество будет стабильно.

Конечно, я не верю, что все эти процессы в медицине и обществе проис­ходят осознанно. Просто системы стремятся к гомеостазу, видимо, это какой-то закон жизни систем. Изменение — это маленькая смерть, для того, чтобы произошло изменение, старые взгляды, идеи, установки должны утратить жиз­неспособность. А это страшно. Стабильность — тоже смерть, но менее замет­ная. Стабильность создает иллюзию безопасности. Пока не происходит взрыв, революция и т.д.

 

 

МОДЕЛИ

 

В прошлой главе я поступал самым банальным образом. Ругал нечто уже существующее в мире. Самый дешевый способ приобрести сторонников и са­мый быстрый найти оппонентов. Теперь пришло время обрушиться на себя для восстановления баланса. Эта глава о том, чему посвящена эта книга.

Я точно не собираюсь предлагать человечеству новую систему спасения или исцеления. Мне также не хочется никого ни отчего избавлять или указы­вать правильный путь. Я не являюсь целителем или учителем. Все, что я могу предложить своим читателям — несколько моделей болезней и здоровья, ос­нованных на современных психотерапевтических подходах. А также способы обращения с этими моделями.

Модель никогда не отражает и не изменяет Реальность. Она позволяет искать способы обращения с Реальностью. Изменение модели приводит к из­менению способов. Когда человечество перестало верить в то, что Земля по­коится на трех китах, и «обнаружило» существование космоса и Солнечной системы, оно перестало искать «край света», а нашло способы летать в кос­мос. Раньше люди не сомневались в том, что Земля плоская. Теперь все знают, что она круглая. Но может ли оказаться, что «на самом деле» Земля еще какая-нибудь? Что все современные модели — очередная иллюзия? Но ведь человечество ими успешно пользуется!

Но как человечество боролось за свои старые модели! На костре жгли!

Я не собираюсь этой книгой вмешиваться в основы мироздания. Мне лишь кажется, что действующие медицинские модели безнадежно устарели. Меди­цина не признается себе в том, что она мало ушла от первобытного знахарства. Только снадобья теперь не толкутся в ступке, а синтезируются на современ­ном химическом производстве. Принцип остался тот же. От того недуга — это зелье, от этого — то. Конечно, зелья выглядят красиво и пахнут приятно. Но модель осталась прежней.

Эта модель заключается в том, что в природе существуют болезни. И эти болезни являются врагами людей. И медицина призвана с ними бороться. Для того, чтобы обнаружить врага, созданы специальные диагностические подраз­деления. Для того, чтобы победить врага, медицинская наука не дремлет и не-прерывно разрабатывает новейшие средства борьбы с врагом. Врачи стоят на страже здоровья. «Ну да, — скажете вы, — а разве это не так?»

Вам ничего не кажется странным в этой модели? Она создает некий вир­туальный объект — болезнь. И этот объект как бы существует в природе от­дельно от человека и на него нападает. В случае с инфекциями и воздействием внешних физических факторов это вроде бы так. А во всех остальных случаях приходиться признать, что внешнего врага нет. Что все, что принято называть болезнью, делает сам организм человека. Тогда с кем борется медицина? Вы­ходит, что с человеческим организмом. У меня даже афоризм есть: «В борьбе медицины с человеческим организмом, организм неизменно побеждает». Он настаивает на том, чтобы делать то, что он делает. Даже если это принято счи­тать болезнью. Никому не приходило в голову, прежде чем бороться — попро­бовать разобраться, может, это организму для чего-то нужно. «Если звезды зажигают—значит, это кому-нибудь нужно!».

Или, если продолжить думать в этом направлении дальше и перестать делить человека на человека и организм, то придется признать: то, что называ­ется болезнью, делает с собой сам человек!

Час от часу не легче! Ведь это — совсем кощунственная мысль!!! Гоним ее подальше, пока не поздно?

Нет, в медицине принято для удобства делить человека на три части: че­ловек, организм и его болезнь. И по большому счету пациенту говорят: «При­носи к нам свой организм, мы будем его от болезни избавлять!»

Вам это ничего не напоминает? Примерно так говорили колдуны сред­ней руки во все времена. А когда ничего не получалось — сетовали: «Ай, слюшай, болезнь, однако, сильный попался, еще олень резать надо!».

Грустно как-то. Но факт остается фактом. И врачи, и пациенты сохрани­ли такую модель. Я бы назвал ее мистической. Она пронизывает все, что го­ворят, думают и делают врачи и пациенты. Высказывание древних медиков: «Лечить нужно не болезнь, а больного!»- воспринимается как странный ло­зунг. А ведь в этом высказывании заложен совсем другой взгляд!

Следующая модель, принятая в медицине, скорей всего возникла позже, с развитием техники. И потому назвать ее можно механистической или тех­нократической. Суть модели заключается в том, что человека воспринимают как некий механизм, в котором изнашиваются и ломаются детали. Остается только сетовать и разводить руками: «Знаете, батенька, запчастей к человеку пока не изобрели, заезжайте лет через двести, что-нибудь подберем!». Спосо­бы лечения в этой модели также механистические: если деталь лишняя, изно­шенная — убрать, или заменить. Если убрать и заменить нельзя — добавить соответствующую «присадку».

Но ведь организм способен самовосстанавливаться и саморегулировать­ся! И если организм перестает это делать, то, может быть, вопрос не в том, как подменить эти функции, а в том, чтобы узнать, из каких соображений происхо­дит саботаж? Выяснить требования забастовщиков?

И та и другая модели не оставляют пациенту никаких шансов для учас­тия в собственном здоровье. Обе предполагают, что разобраться в происходя­щем может внешний специалист: колдун или механик. От пациента требуется только послушание.

Я не утверждаю, что этих моделей осознанно придерживается вся меди­цина. Нет, передовые медики так не думают. Я бы назвал эти модели медицин­скими суевериями, которых нечаянно придерживается большая часть практи­ческих врачей и ученых медиков.

О медицинских моделях, с которыми я солидарен, будет сказано немного позже. А пока хотелось бы привести в качестве примера нечто альтернатив­ное.

Однажды на профессиональной конференции я проводил мастерскую, посвященную моделям пациентов. Идея мастерской состояла в том, что соб­ственные модели пациентов зачастую предполагают и способ лечения. Когда пациенты сталкиваются с медициной, им авторитетно навязываются бесперс­пективные модели. Как сказала одна пожилая женщина: «Если медики не мо­гут что-то вылечить, для чего они говорят: «это неизлечимая болезнь»? Ведь честнее было бы сказать: «Мы не знаем, как это вылечить. Ищите кого-то дру­гого».

Так вот, на этой конференции я исследовал модели пациентов. Одна из них мне запомнилась. Больной бронхиальной астмой был компьютерщиком. Вот мои воспоминания о беседе с ним:

- Как ты считаешь, что с тобой происходит? Что бы ты об этом думал,
если бы не виделся с медиками?

- Ну...— он на время задумался, а затем оживился, — в моей системе
есть несколько ячеек, выполняющих разную функцию. Есть ячейки, отвечаю­
щие за ввод информации, за передачу и за выполнение действий — реакцию.

- Что с тобой происходит, в чем твоя болезнь?

-Моя ячейка, которая отвечает за передачу информации, дает сбой —
передает неверные команды, — и он начертил на полу схему.

Согласно этой схеме, его болезнь: «Искаженная реакция на внешние раз­дражители в результате ошибочной обработки информации». Я бы назвал мо­дель этого парня кибернетической. С моей точки зрения, было бы логично выяснить способы лечения в рамках этой модели. Что я и сделал:

- Как, на твой взгляд, тебя следует лечить?
Он продолжил развивать свою теорию:

-Искаженная ячейка записывалась в детстве, ее следует перепрограммировать.

-Ты можешь это сделать?

Парень задумался. Потом покачал головой:

-Нет, я не могу убедить себя в том, что у меня другое детство. Я ведь
знаю, как было на самом деле.

-Значит, ты неизлечим?

-Постойте, не все так просто. У меня ведь много здоровых, правильных
я
чеек. А я почему-то пользуюсь испорченной.

И он изменил схему:

- Почему же ты пользуешься испорченной?
Он задумался. Затем ответил:

- Для того, чтобы начать пользоваться другой ячейкой, мне придется принять другие решения и вообще изменить свои взгляды. А это страшно. Вдруг я снова ошибусь?!

Дальше наша с ним работа фактически вышла из сферы психосоматики и превратилась в работу «про жизнь». Но его модель мне запомнилась. Я не считаю её абсолютной. Я уже написал раньше, что не верю в абсолютные мо­дели. Просто эта модель позволяет эту парню отвечать за свое здоровье и ис­кать пути к выздоровлению. Она кажется мне вероятной и дает больше шансов для лечения, чем приведенные выше медицинские модели.

Как говорил Роберт Резник (Robert W. Resnick), американский психоте­рапевт: «Модель хороша, если она приносит пользу. Если она начинает вас ограничивать, от нее следует отказаться». Гениальная мысль.

Еще модель в качестве примера. Она появилась у меня — разочарован­ного врача и ученого, пришедшего учиться гештальт-терапии. После несколь­ких увиденных мною работ с психосоматикой у меня возникла и существует до сих пор энергетическая модель. Многие человеческие болезни начали пред­ставляться мне результатом препятствия на пути течения энергии в организме человека. Дамба, поставленная в русле реки, заставит реку выйти из берегов и распасться на множество разных русел. Каждое из этих новых русел и будет патологическим процессом. Река не может не течь. И если закрыт основной путь, вода найдет обходные, разрушая все на своем пути. Как лечить в рамках этой модели? О, это невероятно сложно. Убрать дамбу практически невозмож­но. Не помогают ни лекарства, ни операции. Дело в том, что дамба — вообра­жаемая. Организм верит в ее существование. В этом случае выздоровление может быть и мгновенным, и невозможным. И для меня эта модель действительно бывает удобной. Главное, она позволяет существовать быстрому исце­лению. В общем-то, восточные методы придерживаются похожей модели.

Я работал с клиентом, у которого был огромный камень в почке с 20 лет. «Как же от него избавиться с помощью психотерапии? — спросил этот парень. — Ведь это же твердый камень? Его не могут раздробить даже ультразвуком. Предлагают операцию».

«Ложки нет, — сказал я ему, — твой камень есть только в твоем вообра­жении и в воображении твоих врачей». Спасибо фильму «Матрица», кто не видел — посмотрите, замечательный фильм. И дальше рассказал ему основы физики, о том, что расстояние между ядром атома и электронами огромно. Что фактически любое твердое вещество состоит из пустоты и энергии. Если при­дать этой энергии движение, то с так называемым «твердым» веществом мо­жет случиться все, что угодно.

«Бред», — скажете вы и назовете меня жуликом и шарлатаном. Называй­те меня как угодно, но благодаря этой модели камень у этого парня развалился на куски после одного (!) терапевтического сеанса. Урологи сказали, что не припомнят ни одного похожего случая за всю свою практику.

Что окажется дороже читателю: устои современной науки или здоровье отдельно взятого парня?

Процессуальная терапия позволила родиться еще одному взгляду на бо­лезнь. Помните фильм «Наверное, боги сошли с ума»? По сюжету фильма, в африканское племя случайно попадает бутылка от кока-колы и причиняет пле­мени много неприятностей. Племя просто не знало, что это и как с этим обра­щаться. Я бы назвал эту модель информационной. Иногда в работе действи­тельно обнаруживается, что болезнь — что-то очень полезное, к чему стре­мится всё существо человека, и чем он пока не умеет пользоваться. Эта модель позволяет существовать практически неограниченным перспективам.

Один знакомый дед пользовался кармической моделью. Он был «дедом» не по возрасту, а по профессии. Его пациентами были в основном бандиты во времена расцвета криминала в нашей стране. Дед всем говорил одну и ту же фразу: «Твоя болезнь от грехов, сынок. У тебя теперь карма отягощенная». Дальше у деда был список, что и сколько «весит». Убил человека — отдай пять тысяч долларов на детский дом, для помощи сиротам. И ведь помогало! И пациентам, и обществу!

Достаточно? Может быть, пора подвести итоги?

Яндекс цитирования Рейтинг@Mail.ru      

Все права на представленные на моём сайте фото, видео или печатные материалы сохраняются за авторами этих материалов.